Конференции

XLIII Виноградовские чтения в МГУ

XLIII Виноградовские чтения в МГУ состоялись 11 января 2012 года. Тема чтений — «Вклад В. В. Виноградова в отечественную филологическую методологию». В программе соединились науковедческая, системно-грамматическая, текстовая (объяснительная и статистико-аналитическая) и литературоведческая проблематика. На чтениях прозвучало 10 докладов исследователей из Москвы, Петербурга и Великого Новгорода.

Чтения открыла Н. К. Онипенко, которая сообщила о последних разысканиях краеведов Зарайска (родного города В. В. Виноградова). В частности, она предъявила копии архивных документов, в которых зафиксирована дата рождения академика Виноградова. Официальной датой рождения В. В. Виноградова считается 12 января 1995 г. (по новому стилю), однако в церковно-приходской книге Троицкой церкви Зарайска записано, что В. В. Виноградов родился 16 октября 1894 года (т. е. 28 октября по новому стилю).

Научная программа чтений началась с доклада П. Б. Паршина «Функциональная типология лингвистов и место в ней академика В. В. Виноградова», в котором была предложена функционально-ролевая классификация лингвистов. Целью докладчика было обосновать недостаточность традиционного представления об истории лингвистики как исключительно «истории лингвистических учений» и показать разнообразие тех ролей, в которых ученые остаются в истории науки. Эта типология, в отличие от характерологической типологии В. М. Алпатова и краткой гносеологической типологии Т. М. Николаевой, является функционально-ролевой и рассматривает науку как сложное предприятие, производящее и продвигающее специфический продукт — научное знание. Отсюда — использование «маркетинговой метафоры» и соответствующей терминологии. В рамках типологии были выделены такие базовые роли ученых: «креаторы», «дескриптивисты-каталогизаторы», «снабженцы» (поставщики новых данных), «интерпретаторы», «учителя — трансляторы традиции», «внешние контрибуторы (субподрядчики)», «раскрученные маргиналы». Докладчик выдвинул идею, что сочетание нескольких ролей в одной личности является косвенным доказательством вклада исследователя в историю науки. Академик В. В. Виноградов соединял роли каталогизатора-грамматиста, системного интегратора, системного интерпретатора, генератора отдельных идей, учителя — транслятора традиции и «человеком интерфейса».

В докладе А. А. Кибрика «Специфика и происхождение русской референциальной системы» рассмотрен русский персональный дейксис. Под референциальной системой понималась система редуцированных референциальных показателей — местоимений в субъектной позиции и личных аффиксов в глаголе. Докладчик выделил три типа референциальных систем. (1) Архаичная система древних индоевропейских языков (например, старославянского), в которой для субъектной референции использовались преимущественно личные окончания в глаголе (сохраняется в южно- и западнославянских языках, а также в ряде романских языков). (2) Референция посредством свободных субъектных местоимений (современные германские языки; личные окончания в некоторых из этих языков еще сохраняются, но утратили самостоятельную референциальную функцию). (3) Референция посредством и личных окончаний, и местоимений. В русском языке, как и восточнославянских языках в целом, примерно в 2/3 случаев используются субъектные местоимения, а в 1/3 случаев глагольные аффиксы являются единственными носителями референциальной функции. Докладчик охарактеризовал русскую систему как «систему германского типа с сильным архаичным акцентом», которая, с типологической точки зрения, является «одной из наиболее сложных и запутанных». Дополнительно она осложнена еще тем, что личные окончания имеются лишь в настоящем-будущем времени. По мнению докладчика, такая специфическая референциальная система сформировалась в силу падения маркированных по лицу связок в древнерусском языке и расширения сферы употребления субъектных местоимений в аналитическом прошедшем времени, которые стали нейтральным компонентом клаузы (начали употребляться в отсутствие противительного контекста). По данным А. А. Зализняка, процесс экспансии субъектных местоимений в прошедшем времени начался раньше, нежели чем в настоящем. Следы этого процесса можно видеть и в современном русском языке: докладчик привел данные корпусного анализа, согласно которым в современных текстах субъектные местоимения присутствуют значимо чаще в клаузах с предикатом прошедшего времени. Помимо внутренних факторов, на формирование русской референциальной системы могли оказать влияние и языковые контакты (например, со стороны германских, финно-угорских и тюркских языков).

Е. В. Падучева в докладе «Грамматическая семантика лица в неопределенно-личном и обобщенно-личном предложении» обратилась к анализу начала «Пиковой дамы» В. В. Виноградовым и показала, что он наметил пути текстовой интерпретации «бессубъектных» предложений. Е. В. Падучева обратила внимание на то, что для отграничения неопределенно-личных предложений от неполных важным явлется порядок слов. Так, в примере В Двине купались — ночью (Ю. Казаков. Северный дневник), который охарактеризован «Русской грамматике» 1980 как неопределенно-личное предложение, бесподлежащное сказуемое в теме свидетельствует о том, что данное предложение является не неопределенно-личным, а неполным: в контексте обнаруживается предупомянутое мы. По мнению докладчика, к неопределенно-личным естественно отнести все односоставные предложения, в которых сказуемое, а следовательно и подразумеваемый субъект, имеет форму 3 лица мн. числа. То, что одни НЛП выражают частное суждение с неопределенным субъектом (У меня украли паспорт), а другие — общее (Победителей не судят), не препятствует их объединению в одном классе. Напротив, обобщенно-личные предложения не образуют синтаксически единого класса. В докладе были введены понятия «третьеличный нуль» (для неопределенно-личности) и «иллокутивный нуль» (для обобщенно-личности) — аналог иллокутивного местоимения в обобщающем значении. Обнаружено, что иллокутивный нуль противопоставлен «эгоцентрическому нулю» — аналогу местоимения 1 лица ед. числа: эгоцентрический нуль, как и само местоимение 1 лица ед. числа, всегда остается конкретно-референтным.

Е. Н. Никитина начала свой доклад «Неопределенно-личные предложения и грамматика индивидности» с цитаты из виноградовской статьи «Стиль „Пиковой дамы“» и обратила внимание слушателей на то, что у В. В. Виноградова для интерпретации начала пушкинской повести предлагаются три грамматических параметра (порядок слов, фразовый акцент на наречии незаметно и отсутствие указания на субъект «при переходе к новой повествовательной теме»). Именно третий пункт, который обычно ускользает от внимания исследователей, и является аргументом в пользу рождении «образа — мы»: это соединение двух кореферентных предикатов играли и сели ужинать. В докладе было показано, что прием нанизывания бессубъектных предикатов мн. ч. приводит в действие грамматический механизм анафоры, которая индивидуализирует «нулевой» субъект. Основное внимание в докладе было уделено конструкциям с деепричастиями (в которых выражены или не выражены межпредикативные временные отношения). Возможность включения в неопределенно-личные предложения деепричастий (индивидуализирующих грамматических средств) и сохранения временных отношений между основным и зависимым предикатом обусловлена контекстной индивидуализацией субъекта. Это, в частности, (1) инклюзивность Я (На рогоже сидя, о соболях не рассуждают), (2) предикативное взаимодействие перфектных деепричастий с нулем объекта, находящегося в фокусе эмпатии и тематической позиции (Мясо, приготовив, заворачивают в фольгу), а также (3) анафора и катафора в рамках текстового фрагмента.

Третий доклад о неопределенно-личных предложениях был прочитан М. Ю. Сидоровой («Неопределенно-личность в прозе А. П. Чехова»). В докладе с позиций коммуникативно-функциональной грамматики обсуждалась роль неопределенно-личных конструкций в поэтике Чехова (на примере таких произведений, как «На подводе», «В родном углу», «Невеста» и др. ). Неопределенно-личные предложения рассматривались как способ выражения «отчужденности» между внутритекстовыми субъектами и «интимизации» отношений между читателем и изображаемыми событиями. Быо показано различие между неопределенно-личным предложением как художественным приемом и как типовым способом обозначения ситуации, а также проводилась мысль о важности разграничивать использование этого типа предложений в информативном и репродуктивном регистре, а в репродуктивном — в зрительном или слуховом пространстве. Особое внимание уделялось неопределенно-личным интродуктивным фрагментам в художественной прозе.

М. В. Всеволодова прочитала доклад «Категория словосочетания и роль словосочетания в предложении и высказывании», в котором словосочетание рассматривалось с точки зрения функционально-коммуникативной лингводидактической модели языка (прикладное направление лингвистики). Докладчик доказывала необходимость расширить категорию словосочетания, как за счет сочинительных структур (концепция В. А. Белошапковой), так и за счет так называемых фразеологизмов (коллокатов), где граммати-чески главное слово словосочетания является семантически служебным типа дать совет, говорить громким голосом и др. Этот тип словосочетаний был назван в докладе дескрипциями. Они представляют собой достаточно развернутую и хорошо категоризованную систему. В докладе обосновывалась и необходимость рационально объединить узкое и широкое понимание словосочетания и рассматривать варианты расположения слов в словосочетании (инвертированный словопорядок — прочитал книгу интересную, дистактное расположение — Я вчера книгу прочитал интересную, отношения предицирования — Книгу я вчера прочитал интересную) не как разрушение, а как свойство словосочетаний участвовать в организации линейно-интонационной структуры предложения, вплоть до формирования определенных моделей предложения типа Книгу продали, Книг на столе одна/две/пять. Это свойство словосочетаний докладчик интерпретировала посредством идеи трех парадигм: парадигма «словоформы», парадигма «слова» и коммуникативная парадигма.

Виноградовская традиция анализа русских глагольных форм на -л в связи с понятиями аориста и перфекта была продолжена в докладе Ю. П. Князева (Великий Новгород) «Перфектное значение и перфект в русской грамматической традиции». Докладчик рассмотрел разные глагольные формы прош. вр. (личные и причастные), интерпретируемые в лингвистике в связи с «идеей перфектности». Докладчик доказывал мысль, что применительно к русским спрягаемым формам прош. вр. противопоставление перфекта и результатива нерелевантно. С другой стороны, формы на -н-, -т- могут участвовать в организации претерита, перфекта, результатива и статива. При разграничении этих значений учитываются (1) наличие/ отсутствие формы был, (2) порядок слов, (3) характер временных распространителей (дейктические/ недейктические обстоятельства времени), (4) возможность/ невозможность итеративной интерпретации. Во второй части доклада речь шла о соотношении понятий «перфектность» и «общефактическое» значение несов. в. на примере экспериентивных предложений. С. С. Сай (Санкт-Петербург) выступил с докладом «О двух подходах к семантике русских возвратных глаголов», в котором работы, посвященные возвратным глаголам, были разделены на два направления — семантическое (логическое, традиционная классификация по лексико-грамматическим разрядам) и деривационное. В рамках первого подхода глаголы классифицируются по их собственным семантическим свойствам (например, глаголы ссориться и целоваться относят в класс «взаимно-возратных»). Такой подход господствовал в русистике 19-го века, однако отчасти сохранил приверженцев и до сих пор. В подавляющем большинстве современных исследований (начиная с А. И. Исаченко и Н. А. Янко-Триницкой) преобладающим стал «деривационный» подход. При таком подходе целоваться можно трактовать как взаимно-возвратный глагол (ср. целоваться и целовать друг друга), а ссориться следует отнести к иному классу, например, к числу деказуативов, т. к. здесь идея симметричной ситуации присутствует уже в исходном глаголе ссорить, а —ся при деривации лишь служит устранению за кадр каузатора ссоры. В докладе отстаивалась мысль о том, что современное описание возвратных глаголов должно учитывать оба подхода: и «логический», и «деривационный». В своей книге «Русский язык (Грамматическое учение о слове)» В. В. Виноградов поступает именно так: при разборе конкретных примеров он отмечает множество случаев, когда в рамки подхода, названного в докладе деривационным, не удается уложить все разнообразие наблюдаемых фактов, особенно тогда, когда регулярное грамматическое в семантике возвратного глагола обогащается за счет индивидуальных семантических приращений. В качестве доказательного материала в докладе рассматривались речевые ошибки, диахронические изменения и др.

О. В Кукушкина в докладе «Особенности употребления служебных слов как признак авторского стиля (от Пушкина до Бунина)» представила проект «СтилеАнализатор», осуществляемый в ЛОКЛЛ филологического ф-та МГУ совместно с Томским университетом. В рамках проекта была создана методика, позволяющая автоматически определять устойчивые и специфические признаки сопоставляемых групп текстов, в том числе текстов одно автора. Проведенный по этой методике анализ 177 прозаических текстов 13 авторов с точки зрения поведения в них «строевых» лексических единиц (слова и словосочетания служебного и дискурсивного типа, всего 1239 единиц) дал возможность охарактеризовать стиль каждого из авторов с точки зрения: а) степени его устойчивости (определялся процент устойчивых для автора признаков: высокий/средний /низкий; б) высокой или низкой частотности этих признаков; в) уникальности этих признаков (выявлялись такие признаки, поведение которых отличает автора от всех остальных); г) степени специфичности (определялось количество уникальных признаков у автора: высокое /среднее /низкое /нулевое). В результате были выделены следующие «стили» использования исследованного набора признаков: высокоустойч. высокоспециф. — Гончаров (склонен к высокой частотности) и Куприн; высокоустойч. среднеспециф. — Чернышевский и Бунин (у Б. только низкая частотность); высокоустойч. низкоспециф. — Пушкин и Лермонтов (оба склонны к низкой частотности); среднеустойч. среднеспециф. — Салтыков-Щедрин (склонен к высокой частотности); среднеустойч. низкоспециф. — Гоголь и Чехов (склонен к низкой частотности); низкоустойч. низкоспециф. — Лесков (склонен к высокой частотности) и Л. Толстой; низкоустойч. с нулевой специф. — Достоевский (характерна самая высокая частотность в отдельных текстах), Тургенев (склонен к низкой частотности). В заключение рассматривались перспективы исследования: возможность работы с целыми семантическими группами признаков, с наиболее поляризующими авторов признаками (например, бы, в сущности, потому что, чтобы/чтоб), накопление специфических признаков каждого автора (создание его диагностического «профиля») и др.

Доклад И. А. Емелина был посвящен анализу основных форм светового контраста в лирических текстах Пушкина-романтика («Погасло дневное светило. . . » (1820), «Редеет облаков летучая гряда. . . » (1820), «Земля и море» (1821), «К Овидию» (1821), «В твою светлицу, друг мой нежный. . . » (1821), «Один, один остался я. . . » (1822), «Ночь» (1823), «Ненастный день потух; ненастной ночи мгла. . . » (1824), «Аквилон» (1824)). Продолжая виноградовские методологические традиции в исследовании пушкинской поэзии, докладчик показал, что экспрессия романтического контраста света и тьмы может возникать как за счет изображения объективированных природных явлений, так и за счет включения в поэтический мир ментальных форм — воспоминание и мечта, что создает особую лирическую напряженность; стремительность умаления света, отражает общую динамику развития лирической эмоции. Противополагание таких понятий и категорий, как день и ночь, луч звезды и вершины черных скал, блеск молний и мрачные небеса, голос возлюбленной и горящая свеча, реальное и ирреальное, определенное и неопределимое, конкретное и абстрактное, носит романтически-обобщенный характер (несмотря на индивидуально-неповторимую внутреннюю обусловленность).

На Виноградовских чтениях 2012 года сложился своеобразных диалог разных научных школ и филологических дисциплин, основанием которого был вклад В. В. Виноградова в методологию, его способность совмещать в научном творчестве традицию и новаторство, видеть лингвистическую перспективу, ставить актуальные для развития науки задачи.

Н. К. Онипенко, Е. Н. Никитина

Фотографии

И.А. Емелин (МГУ)

М.В. Всеволодова (МГУ)

М.В. Всеволодова

Е.В. Падучева, А.А. Кибрик, Ю.П. Князев

Е.Н.Никитина (ИРЯ РАН)

Участники чтений в гостях у Г.А. Золотовой

Ю.П. Князев (Великий Новгород)

Ю.П. Князев

М.Ю. Сидорова (МГУ)

Н.В. Перцов

О.В. Кукушкина (МГУ)

П.А. Лекант и Е.В. Падучева

П.Б. Паршин во время доклада

С.С. Сай (ИЛИ РАН)

А.А. Кибрик (МГУ)

Е.В. Падучева во время доклада

2024  2023  2022  2021  2020  2019  2018  2017  2016  2015  2014  2013  2012  2011  2010  2009  2008  2007  2006  2005  2004  2003  2002  1999  1998  1997  

---

Виноградовские чтения

Чтения памяти В. А. Белошапковой

Ломоносовские чтения. Секция кафедры русского языка